А Архан Дуолдай, посол урмай-гохона Самаэля, крепкий молодой варвар в сихемской кольчуге до колен, смотрит на молодого аиту, не отрывая от него глаз.
Зу-Л-Карнайн дружески улыбается ему.
Кайемба гудела от слухов, которые доходили сюда из Аллаэллы, один хуже другого. Мерроэ находился в состоянии активной готовности к войне, которая могла начаться в любой день. Хотя положение соседнего государства было отчаянное, и оттуда толпами прибывали беженцы, рассказывая такие ужасы, что кровь стыла в жилах. Сначала им не верили, но потом вдруг опомнились. С чего бы это вдруг людям покидать насиженные места, бросать дома и имущество, рисковать состоянием на больших дорогах, чтобы со скудным скарбом приходить в страну, с которой раньше особо не ладили. Видно, впрямь в Аллаэлле не так уж и спокойно.
Когда племянники короля Колумеллы прибыли ко двору, этому не придали серьезного значения. История Бендигейды Бран-Тайгир была известна всему Варду, и никто не сомневался в том, какая судьба ожидает несчастных принцев на родине. Но о том, что произошло после их отъезда, рассказывали шепотом, при закрытых дверях, днем и сделав охранительные знаки.
В толпе беженцев легко затерялись двое – полуэльф и мохнатый альв. И хотя их соплеменников в Мерроэ встречали редко, сам бесконечный поток людей мешал обратить внимание на отдельных путников. Рогмо и Номмо странствовали без помех и приключений, прибившись к группе переселенцев, шедших из-под Аккарона.
Человек двести или двести пятьдесят хотели найти защиту и справедливость у наследных принцев, для чего стремились попасть в столицу Мерроэ, где находились сейчас отпрыски королевской фамилии. Шли семьями, везли тележки с ручной кладью, вели в поводу коней, гнали коз, коров и быков. Громко мяукали кошки, вцепившись лапами в узлы, – они ехали весь путь на вещах или на руках у хозяев. Только один – отчаянный, рыжий, с рваным ухом – бежал трусцой около маленькой белокурой девочки. Вся эта процессия мычала, ржала, блеяла и совершенно специфически пахла. Люди шли молча. Альв и Рогмо странствовали верхом.
Они двигались медленнее, чем им того хотелось бы, зато безопасность была практически гарантирована. Вряд ли их кто-то смог бы обнаружить среди шумного потока людей, который исполинской змеей струился по дороге на Кайембу. Останавливались на отдых два раза: один – в полдень, чтобы пересидеть самый зной в тени деревьев и немного прийти в себя после утреннего перехода, второй раз делали привал на ночь, разжигали костры, рассаживались по кругу.
Никто никого не расспрашивал. Людям довелось пережить такое, что редко кто по собственной воле возвращался в воспоминаниях к последним дням пребывания в Аллаэлле. Чаще всего обсуждали планы – в большинстве своем невыполнимые или до жалости нелепые. Но людям необходимо было чем-то занять свой разум, чтобы не думать о погибших близких, о потерянных домах. О родине, утраченной очень надолго, если не навсегда.
Случалось и так, что засыпавший ночью возле костра утром уже глаз не открывал. Таких хоронили в близлежащем лесу или прямо под дорогой, многие уходили в мир иной безымянными, беспамятными, и никто даже не оплакивал их. Возможно, для этих одиночек смерть была не самым худшим выходом. Нехитрый скарб клали в могилу вместе с хозяином, ценных вещей у них не было.
Хуже всего приходилось собакам. Пока у них были хозяева, они, сохраняя в глубине души страсть к бродяжничеству, чувствовали себя вполне в своей тарелке, бегая туда и обратно, затевая шумную возню и выпрашивая лакомые косточки. Но если их хозяин умирал, то ошалевшие от горя псы не знали, что делать. Некоторые из них дико и протяжно выли, лежа на свежевырытых могилах. Иные пытались лапами разрыть землю. Многие метались от людей назад к могилам, не желая покидать любимых хозяев, но и боясь остаться одни.
Больше всего тронул сердце Рогмо осиротевший накануне громадный лохматый пес. Он молча проводил своего хозяина в последний путь, а затем встал на невысоком холмике, разглядывая людей тревожными и печальными глазами, будто просил, чтобы кто-нибудь взял его с собой. Полуэльф не выдержал. Спешившись, подошел к псу и присел перед ним на корточки.
– Тебе пса не хватает для полного счастья? – окликнул его Номмо.
– Не могу смотреть спокойно – он что, так и останется здесь стоять, потому что не понадобился никому?
– Тебе он тоже не нужен.
– Это с какой стороны посмотреть, – ответил князь Энгурры. – Я его понимаю, мы с ним оба никому не нужны, по большому счету.
– Это не правда, – сказал альв, подъезжая поближе. – У тебя есть я.
– Значит, у него будем мы с тобой. Я понимаю, что в пути это обуза, но не представляю, что сейчас я спокойно уеду, а он будет здесь стоять все время и заглядывать в глаза людям, которым не до него, пока не поймет, что никто и никогда не возьмет его к себе. Это предательство.
– Но это же не твой пес! – взмолился Хозяин Огня. – Ну что мы с ним будем делать?
– Любить, наверное.
Рогмо протянул руку к собаке:
– Пойдешь со мной?
Пес обнюхал его влажным носом, посопел, будто обдумывал предложение. Затем нерешительно переступил с лапы на лапу и махнул хвостом. Осторожно – для пробы.
– Пошли, пошли, – позвал Рогмо, хлопая себя ладонью по бедру.
Пес оживился, сильнее завилял хвостом и гавкнул. Голос у него оказался не из слабых – получилось нечто среднее между ревом разбуженного среди зимы медведя и ругательством пьяного капитана наемников.
– Тебе надо меньше лаять, дружок, – рассмеялся Рогмо, успокаивая шарахнувшегося в сторону коня.